1.

Живу в саду.
Посередине сада,
Обширного, как полная свобода.
И даже если где-то есть ограда,
То я —
Клянусь! —
Искать ее не буду.

                  2.
Она еще спала, моя душа,
Когда, протиснувшись из шалаша
В ночной, подсвеченный луною сад,
Встав во весь рост в деревьев тесный ряд,
Расставив руки в стороны и вверх,
На силуэты походя дерев…

…И стоило мне руки развести,
Как я почувствовал, что надо зацвести.
Цветы разверзлись у меня в руках,
Белей, чем лица, когда выбелит их страх.
И был так короток цветенья миг,
Что был их аромат пронзительней, чем крик.
Я отцветал?
Но ощущал, как дале
Плоды завязывались у меня в ладонях.

…Тут я опомнился, что жить мне так нельзя,
Иная мне назначена стезя…
Между деревьев раздирая путь,
Прикрыв глаза, чтобы не потерять,
Дыханье стиснув, чтобы не вздохнуть,
Забыв зачем, чтоб не вернуться вспять,
Не шел, но падал…
Головой вперед,
Расклинивая сад цветущий вброд,
И, захлебнувшись в утренней росе,
Не выбрался, но выпал на шоссе…

Ограды не было…
Шоссе текло вдоль сада…
На противоположной стороне
Сад продолжался…

Не было ограды.
А значит, не было свободы мне.

И я вступил назад со скоростью восхода.
Я двинулся назад, где посредине сада
Она еще спала, моя душа,
На дне зеленого ночного шалаша.
Сквозило солнце меж его ветвей.
Улыбчатое что-то снилось ей.
Она жила от сада вдалеке,
Но с яблоком надкушенным в руке.

                     3.
В деревне Милютино,
Что Плюсского района,
Я жил.
И, просыпаясь очень рано,
С глазами непросохшими
И в утренней росе
И лез в колхозный сад.
А в том саду росли
И яблони, и груши.
И, деревьев этих кроме,
Свободные произрастали кони.
Никто их не кормил
И на ночь ног не путал,
Затем,
Что не было для них уже работы.

1968